Эффект смоленского кота. Рассказы фантастического содержания - Игорь Маранин

– Шапку Мономаха можно и подальше отправить! – вставил кто—то с задних рядов.

– А смысл? – отозвался экскурсовод. – Мы даже самого Мономаха удивить не сможем, так как при перемещении не возникнет второй шапки из будущего. Головной убор из нашего времени совместится сам с собой в прошлом – отсюда и эффект омоложения.

– Постойте, постойте! – воскликнула Минна. – А как быть с пространством? Вот я купила себе шляпу 75—го года. Отправляюсь в ней в 77—й: на чьей голове она соединится сама с собой? На моей или на голове тогдашней хозяйки?

– На вашей, на вашей, – успокоил её Звёздочкин.

– А почему? – не сдавалась женщина.

– Извините, товарищ Биккина, – театрально развел руками экскурсовод, – но теоретические вопросы перемещения во времени – не моего ума дело. Я экскурсии вожу: туда—сюда, туда—сюда. Перед отправлением я выдам каждому из вас стандартные для того времени часы, но с хитрой начинкой. Называются они нуль—таймер. Говоря грубо, это прибор, стирающий возмущение временного континуума, вызванного вашим присутствием. Будьте очень аккуратны, не теряйте его, пожалуйста, и не снимайте даже на ночь. Без внешнего воздействия на вашу память, вы сразу же забудете, что прибыли из будущего.

– Совсем? – спросил Николай.

– Практически да, – кивнул Звездочкин. – Останутся смутные образы и неясное томление души. Жизнь покажется уже кем—то прожитой, как выразился недавно один растяпа из Хабаровска. Мы, конечно, вас там не оставим, в наших нотных талмудах все быкары учтены, как выражается Соломон Ибрагимович.

– Бекары, Мишенька, – с укором посмотрел на него напарник.

– Но за каждый ваш быкар придется выплатить кругленький штраф. Это ясно? А то находятся любители приключений – специально нуль—таймер снимают. Что ещё? Ах, да! Видите лифт в центре зала? Это и есть пресловутая машина времени. Я отбираю группу в определенный год, отправляюсь с ними в прошлое, а через мгновение возвращаюсь назад и забираю следующую. И следующую, и следующую. А потом мы начинаем также по очереди возвращаться. Наш лифт времени, как видите, не простаивает, поэтому процесс ухода и прихода растянется примерно на полчаса. Иными словами, в своём прошлом вы пробудете, согласно договору с компанией, десять дней, но вернётесь максимум через тридцать минут. Это понятно?

– То есть вы будете одновременно в нескольких местах сразу? – недоверчиво спросила Биккина. – По—моему это нарушает принцип самопоследовательности Джона Уилера. Движение квантовых волн, связывающих настоящее с прошлым и настоящее с будущим, из—за хаотичных множественных перемещений перестает быть логичным, и одна квантовая волна погасит другую.

Звёздочкин расстегнул олимпийку и почесал волосатую грудь.

– Лифт видишь? – спросил он.

– Да.

– Зайдешь туда, наберешь нужный год – и отправишься в прошлое. Чего проще—то? Обезьяны по мобильнику разговаривают, а ты в трех кнопках запутаться боишься. Ну, народ пошёл… Соломон Ибрагимович, твоя очередь. Сейчас, товарищи, вас познакомят с правилами техники безопасности, слушайте внимательно и запоминайте. Потом подойдёте и распишитесь в журнале, что ознакомлены. Ясно?

– А надолго эта лекция? – спросил Николай.

– Время, как вы уже поняли, – ответил ему экскурсовод, – величина непостоянная и относительная.

Из—за стола поднялся Соломон Ибрагимович, обвёл притихших туристов доброжелательным взглядом и сказал:

– Дорогие мои, будьте осторожны!

После чего уселся обратно. Долгую минуту над рядами слушателей висела пауза, затем они начали недоуменно переглядываться. Звёздочкин повернулся к коллеге и вопросительно посмотрел на него.

– У меня всё, Мишенька! – добродушно произнёс Соломон Ибрагимович.

– 3—

Мало кто, перечисляя виды общественного городского транспорта, вспомнит про лифт. Между тем, если подходить строго формально, лифт точно также перемещает нас в городском пространстве, как автобус, трамвай или такси. Да, не дальше последнего этажа, ну и что? Он даже более общественный, чем любой другой, ведь пассажиры управляют им сами. И более безопасный: еще не было в истории случая, чтобы лифты столкнулись друг с другом.

Перед отправлением их группы Соломон Ибрагимович неожиданно подошёл к Муравскому.

– Коленька, – зашептал он на ухо Николаю, нервно оглядываясь на своего коллегу, – простите великодушно, что я так запанибратски к вам. Вы ведь с тремя прекрасными дамами в май 77—го отправляетесь?

Николай кивнул.

– Кот мой там! – сообщил Соломон Ибрагимович. – Пропал без вести во время эксперимента. Если встретите, будьте так добры захватить с собой – я заплачу. Я все расходы с лихвой возмещу, не извольте беспокоиться!

– Тот самый смоленский кот? – удивился Николай.

– Какой он смоленский! – замахал на него руками Соломон Ибрагимович. – Это всё блоггеры в социальных сетях выдумали. Мой личный кот! Все глаза я по нему, Коленька, выплакал.

– Но как я узнаю, что он ваш?

– Он вас сам узнает! Понимаете, Коленька, животные в отличие от людей время чувствуют по—другому, я в этом убеждён. Там для него все чужие, а вы – родной. Это как если бы вас нечаянно забросили к разумным осьминогам, а потом вы землянина повстречали. Пусть даже самого распоследнего папуаса.

– Хорошо! – пообещал Муравский и ободряюще похлопал собеседника по плечу. – Я вашего кота из—под земли достану, я настырный.

Он поспешил вслед за группой и догнал её уже в лифте.

– Муравский, Биккина, Стасенко, Соколова, – сверился со списком Звёздочкин. – Адреса, по которым вы будете проживать, у меня записаны. Как только система включится, вы окажетесь каждый в лифте своего или соседнего дома и выйдете на первом этаже. Та—а—ак, Биккина, вижу, у вас опять вопрос?!

– Это не вопрос, товарищ экскурсовод! Это ответ! Физик Фейнман когда—то за него Нобелевскую премию получил. Его теория циклического времени, когда в одной точке пространства исчезает электрон, а в другой одновременно с ним исчезает позитрон…

– Прекратите! – взорвался Звёздочкин. – Из—за ваших идиотских вопросов я нуль—таймеры забыл. Стойте здесь и никуда не выходите из лифта, иначе кто—нибудь его займет. Я мигом.

Половину бед человек совершает, когда руки—ноги думают быстрее головы. Стоит последней где—то задержаться, как они что—нибудь да сотворят: прольют горячий кофе, шагнут в попавшуюся на пути лужу или нажмут неподходящую кнопку. Волна незаслуженной обиды, вызванная окриком экскурсовода, заставила Минну покраснеть и отвернуться. Взгляд её упал на монитор лифта времени, где уже высвечивалась набранная дата – 17 мая 1977 года. Но Минна не осознавала увиденного, её мысли были заняты отповедью экскурсоводу. Рука же машинально дотронулась до клавиши «Пуск» и надавила её.

– 4—

Дядя Серёжа жил в центре города, напротив стадиона. Когда наши забивали гол, весь дом вздрагивал от восторженного рёва болельщиков, а когда пропускали – от их тягучего разочарованного стона. Следить за ходом матча можно было, лёжа в ванной или даже сидя в туалете и просматривая, нет ли чего интересного в аккуратно нарезанных листках газеты «Труд». Центр города – совсем другая жизнь. Здесь просторные квартиры и высокие окна, чисто в подъездах и никто не ругается матом. Старушки в центре интеллигентно завязывают губы бантиками и смотрят на прохожих, словно стряхивают их лица с рукавов своих строгих платьев. Окраина грубее и проще, но искреннее. И всё же Николай любил гостить у дяди, которого все почему—то называли на заграничный манер – Серж.

– Коля!

Муравский приоткрыл один глаз и посмотрел на дверь. В квартире дяди у молодого человека была своя отдельная комната, и сейчас в дверь заглядывала тётя Марина.

– Каша на плите, – сообщила она. – Мог бы и предупредить, что приедешь, я бы продуктов купила! Ты же собирался на море отправиться.

«Какая она молодая!» – почему—то подумал Николай.

Из—за странного ощущения, что тётя должна выглядеть старше, он даже замешкался с ответом.

– Мы вернёмся поздно, сегодня в театре премьера, а потом по этому случаю банкет, и твой дядя Серж удостоит бедных актёров своим посещением. Подозреваю, что из—за банкета – директор обещал поставаить настоящий французский коньяк.

Через секунду из—за тётиного плеча показалась дядина голова:

– Салют, Колька! – он тоже показался Николаю чересчур молодым. – Во сколько это ты к нам пожаловал?

– Не помню, – ответил Николай.

У него было странное ощущение провала в памяти, словно он вчера крепко выпил. Но ведь не пил! Он точно помнит, что не пил – собирался отправиться с друзьями на море, но в результате оказался в соседнем городе.

Из ванной Николай вышел весь в порезах, несмотря на то, что в бритвенном станке стояло индийское лезвие, а не отечественная «Нева». Долго ожидал, пока закипит на плите чайник, изучая телепрограмму в газете «Труд». «Отзовитесь, горнисты», «Шахматная школа», «Ленинский университет миллионов», «Полевая почта «Подвига». Слова казались знакомыми и далёкими одновременно. Пробежал глазами по заметкам рядом с телепрограммой: в ФРГ исчезают белые аисты, в Италии процветает торговля детьми, в Монголии начали готовить кумыс из сухого кобыльего молока. Странная двойственность восприятия не уходила: лёгкость и какая—то юная жажда бытия с одной стороны и смутное тревожное ожидание будущих бед с другой. Кроме того, Коля совершенно не понимал, почему не уехал вчера с друзьями на Черное море. И что делать две недели здесь в городе – тоже. Вода закипела, и он принялся стучать дверцами кухонного гарнитура, ища чай или кофе. Ни того, ни другого не было.